О картине

Гро , ученик Давида, был представлен Наполеону во время итальянской кампании. Он был назначен комиссаром, отвечавшим за реквизицию произведений искусств. С тех пор он становится одним из официальных художников режима.

Что ясно следует из названия, "Бонапарт посещает чумной барак в Джаффе" изображает визит Бонапарта к своим солдатам, зараженным чумой, в Джаффе. Этот драматический эпизод - один из самых горьких эпизодов сирийской кампании, которая последовала за египетской кампанией.

7 марта 1799 г. французские войска разрушают и грабят город. Именно здесь они заражаются чумой. Тем не менее, поход к Акру продолжается. Через два месяца бесполезной осады приходит очередь отступления: армия, большей частью состоящая из больных и раненых, возвращается в Джаффу и ее лазарет.

Несмотря на тот факт, что он считался официальным художником, Гро у не позволили принять участие в египетской экспедиции. Чтобы нарисовать "Чумной барак", он, таким образом, был вынужден довериться документам, за сбор которых при каждом передвижении армии отвечал Виван-Денон.

Изображение четко разделено на две плоскости, внутри и снаружи; лазарет и высоты Джаффы разделены и соединены колоннадой. Сквозь Муришскую арку проникает свет, тяжелый, гнетущий, как пыль в мире смерти, но который все же позволяет нарядам выделяться посреди чиароскуро. Но, кроме всего прочего, этот фон является историческим символом сообщения о надежде, которую приносит Бонапарт больным.

Линии внутреннего двора открыты, амбразуры дворца выделяются на фоне неба, освещенные белизной верхней части города. Два элемента ясно видны на фоне этого светящегося неба, где все еще витают клубы дыма от пожаров. Минарет предполагает духовность: его вертикальная форма - обещание подъема. Кроме этого, на верхушке холма, очерченный центральной аркой, развевается французский трехцветный флаг. Тела явно слабы и ничтожны, но армия побеждает и герой - велик.

Сила экспрессии картины основана на двойном контрасте, усиливающем противоречия и придающем жесту Бонапарта еще большее значение. Первый контраст касается постановки и нарядов. Архитектурное величие колоннад и окна-витражи противоречат земле, покрытой матами и соломой, на которых беспорядочно лежат умирающие. Почти голые больные тела, едва прикрытые тряпками, контрастируют с блестящими униформами и роскошными восточными одеяниями. Люди, подкошенные чумой, изображены с болезненным реализмом, и из-за своей худобы, и из-за покинутости: положение коленопреклоненной фигуры справа, язвы которого лечит сирийский врач, очень напоминает снятие с креста.

Второй контраст заключается в световых эффектах. Утопив болезненный передний план в темноте, художник подчеркивает три группы с живой яркостью. Тень там, где поселилась смерть. Три центральных персонажа, полуобнаженные, лежат навзничь. Если человек слева все еще находит в себе достаточно сил, чтобы подняться на запястьях и посмотреть лихорадочным взглядом на Бонапарта, то тот, который в центре, прячет голову в руках, а тот, что справа, покоится на руках другого солдата, странного персонажа почти ангельской красоты, все еще одетого в свою униформу.

Слева - еще один любопытный персонаж: сидящий лицом к зрителю человек, с головой, покоящейся на руках, пусто взирающий из-под опущенных век, кажется, медитирует и не проявляет интереса к сцене, происходящей за его спиной. Еще один, смотрящий наружу, прячется под одеялом и выглядит испуганным. Персонажи на коленях с вытянутыми руками, в левом углу картины, просящие хлеба, также кажутся равнодушными.

Небезразличная жизнь собрана вокруг центральной сцены, изображающей выживших и медленную агонию, и растянутой за счет исчезающей точки, которая выполнена галерей слева. Колоннады на заднем плане предполагают, что умирающие разбросаны по всему двору. Гро много внимания уделяет деталям. На этой аллее - человек, вероятно, умирающий, мы можем только увидеть две его руки, в отчаянии тянущиеся к светлым лучам, падающим от полуневидимых витражей.

Но есть и другой, более жесткий свет, имеющий желтоватый тон и придающий сцене еще более драматичный вид. Три группы выделяются на этом ужасном переднем плане, как три символических уровня борьбы с чумой.
- Прежде всего, слева, богато одетый сириец раздает хлеб, который несет слуга в корзине. За ним, возле колонн, два черных слуги повернулись спиной к сцене, наблюдая суету на внутреннем дворе.
- Справа, сирийский врач лечит язвы истощенного больного, которого поддерживает другой сириец. Хирургическая точность жеста отражается сосредоточенным выражением его лица.
- И, наконец, в центре, группа, окружающая Бонапарта. Потерявшись среди столь большого множества различных персонажей, он, тем не менее, привлекает внимание: внимание больного на переднем плане, который с болью пытается повернуться, внимание жертв чумы, которых лечат и чьи безжизненные взгляды устремлены на сцену, или внимание носильщика хлеба, который забыл о своей задаче, позволив своему взгляду скользнуть с тех, кого он кормит, на того, кто пытается их спасти. Что-то должно произойти, это читается на всех лицах. То же ожидание читается и во взгляде коленопреклоненного возле Бонапарта персонажа, который, на этот раз, выглядит не генералом-героем, а точкой контакта между пальцем и раной, как будто ожидая чуда.

Здесь Бонапарт действительно изображен как спаситель. Его жест одновременно определяет преданного солдата и благодарит его за жертву. Но этот жест сам по себе героичен: в то время, как врач, сознавая опасность своего занятия, обворачивает свою руку платочком, Бонапарт протягивает открытую руку.

Спонтанно и осознанно, что доказывает перчатка в правой руке. Эта безвозмездная храбрость, кажется, пренебрегает болезнью, ее цель - дать солдатам надежду; и кроме этого, предполагает иммунитет Бонапарта к чуме. Загадочный слепой персонаж, на правом краю картины, весь одетый в черное, кажется, на ощупь движется к группе, как будто чудесная слава о ней уже распространилась, как будто Бонапарт после зараженного чумой собирается излечить слепого...

Гро подчеркнул контраст между тремя военными. Слева от Бонапарта, стоя немного сзади, Бессьер (на которого Гро имел зуб) прикрывает свой нос, в горько-комическом противопоставлении образу Бонапарта. За ним - доктор Деженетт пытается удержать Императора от контакта с заразным больным, что усиливает драматизм сцены. Руки, таким образом, выполняют странный балет, внося жизнь в центр картины, их белизна выделяется на темном фоне униформ.

Жест Бессьера, рука в перчатке Бонапарта, поднятая рука больного формируют первый треугольник, раму, растянутую вдоль трех исчезающих точек. Слегка правее этой первой фокальной точки - еще три руки, Деженетт а, который защищает Бонапарта, самого Бонапарта, который лечит, и больного.

"Эта картина - истинный шедевр", - воскликнет Виван-Денон, который вместе со старыми друзьями из студии Давида увенчал пальмовой веткой славы картину и окутал в лавровые листья раму. На салоне 1804 г. "Чумной барак в Джаффе" пользуется потрясающим успехом, и у публики, и у художников. В честь художника организован величественный банкет. На нем присутствовали Давид, Виван-Денон, Вьен, а также Жироде , который продекламировал эти строки:

"О Гро , где ты нашел столь яркий оттенок, который предлагает твоя пламенная палитра нашим околдованным взорам?"

Именно резкость цвета делает работу столь выразительной и становится истинной ее сущностью, - провозглашают Делакруа и Жерико, которыми Гро сильно восхищался. Делакруа даже признается Дюма, разговаривая о своей картине "Резня": "Именно когда я смотрел на "Чумной барак в Джаффе", у меня впервые возникла идея моей "Резни". Я не совсем верно подобрал палитру Гро а, но вы об этом не рассказывайте".

Тогда как же можно объяснить замечание Гро а о картине Делакруа: "Это резня картин"? В свои последние годы он таким образом осудит новую школу изобразительного искусства, которая, тем не менее, считает, что черпает вдохновение от него: возможно, ворчание человека, который напрасно пытался заполучить Делакруа в свои ученики. Инноватор, предтеча романтического искусства, Гро , тем не менее, останется учеником тираноподобного Давида на протяжении всей его жизни. Разрываясь между тем, чему его учили, и собственным гением, между обременительным хозяином и учениками, которые бегут от него, он замыкается в шедеврах своей молодости, ограничивает себя устаревшим стилем, и, переходя от неудач к разочарованию, медленно бредет по дороге к самоубийству
wИскуствовед Виноградов Е.И.